письмо #162 с камерным театром | | | привет, незнакомец. я пишу тебе очередное средненькое письмо, дабы зафиксировать свой фрирайт единожды в неделю. в этом не всегда есть потребность, желание или какой-то особенно умный посыл, просто я пишу. сажусь и начинаю писать, также как унылая барышня с утра выходит из дома, включает музыку и начинает свою пробежку без цели под фифти сента; вовсе не обязательно должна быть во всех наших действиях красота, эстетика и духовная идея, дисциплина сама по себе хороша, она достает тот самый забытый процент возможностей человека, самого обычного, ленивого, грустного и потерянного в суетной неделе.
каждый вечер я вынуждена переслушивать свои собственные сочинения: я записала сказки для моей дочери в аудиосообщения телеграм, чтобы не рассказывать их после тяжелого дня. залезая под одеяло и прижимаясь ко мне ногой или плечом, она громко показательно зевает и говорит «мама, включи мне свои сказочки про волков»?
| | | я захожу в сохраненные сообщения, открываю аудио и в тысячный раз слышу своё неуместно бодрое: « сказка про белого волка! жил был в одном лесу белый волк…» и каждая фраза в этой сказке кажется мне недописанной, идиотски сформулированной и сырой. персонаж серебряного волка не раскрыт, их взаимоотношения с белым волком какие-то нелепые, на грани дружбы и желания умереть друг за друга, а в конце мы узнаем, что лес сгорел, как и мое желание когда-либо издать эту сказку. дочь засыпает, а я выключаю сказки и смотрю в потолок, представляя себе настоящего лесного волка. есть ли в нем действительно хоть какая-то идея, смысл, характер? что, если его умение быть верным — единственное значимое в разрезе персонажа? могут ли волки по правде быть сложнее, чем описанные мной? делает ли это их более реальными? | | | в моей голове открывается среднего размера театр, где курят на сцене и обсуждают постановку всей труппой по ночам. голоса в голове обрели телесные оболочки и начали кричать друг на друга, выясняя глубинное зерно героя-волка с белой шерсткой и янтарными глазами.
— «он был самым умным и ловким в своей стае». нарцисс! ему место исключительно в толпе, а он скитается черт знает где со своим молчаливым другом — визжит пожилая блондинка с уложенными кудрями — «порезал лапу терновником и не мог ходить» вот же оно! слом героя! здесь он умер, как ловкий и умный, переродился в скитаниях, излечился, найдя корешок на берегу реки, стал другим, прозрел… — закатывая глаза, тычет длинным пальцем в сценарий высокий худой мужчина в вязаной жилетке — «потерял нюх», вот его переломный момент. он перестал быть полноценным, это разрушает любого нарциссичного персонажа, его боль возродила в нем духовность и позволила увидеть настоящую любовь, ах! — расцветает молодая актриса с нежными открытыми ключицами — любовь? то есть персонаж серебряного волка это его возлюбленный? погодите — дед с седыми бакенбардами наконец просыпается и пододвигается на край кресла
| | | — «и серебряный волк остался вместе с ним в его лесу» это каноничное утверждение в конце сказки говорит то же, что и привычное нам «жили долго и счастливо», — отчитывает строгим голосом уставшая женщина с пучком, заколотым карандашом
и тут театр сгорает, как и лес. я не хочу их больше слышать, мне пора спать. каждый новый вечер очередная сказка становится объектом критики и детального анализа, что ни разу не стало поводом отредактировать написанное; именно поэтому, незнакомец, все письма я пишу быстро, махом, не перечитывая, отправляю без редактуры и осмысления, и больше никогда о них не вспоминаю.
то же происходит и с моей книгой: каждая глава вытекает из-под пальцев и занимает свое место в автоматическом содержании до тех пор, пока не будут написаны все двенадцать; и что делать потом? я не знаю. я еще ни разу не заходила так далеко.
| | | надеюсь, мне не придет в голову перечитывать рукописи у камина, как делали писатели девятнадцатого века, ты знаешь. спалить что-то несовершенное в огне так легко. гораздо легче, чем предать критике небольшого камерного театра и переписать хоть слово. ещё легче нажать delete. ещё легче вообще отказаться от идеи писать или издавать. как легко, и как сложно одновременно.
каждое из этих писем приносит мне чуть меньше, чем сеанс психотерапевта, но больше, чем пробежка под фифти сента. что, если только эти взаимоотношения волков на грани дружбы и желания умереть друг за друга, только они и имеют значение?
чао, незнакомец. мы обязательно встретимся через неделю с моими новыми текстами, я обещаю писать книгу прилежно и не бросать мой айпад в камин.
| | | |