| письмо #179 и ещё полгода | |
| | привет, незнакомец, как твоя неделя?
из положенных семи дней меня опять едва хватило на четыре, уже к пятнице все стало плохо.
сегодня по пути в аэропорт я буквально молилась в такси, чтобы все мои тяжести и печали остались в тбилиси.
за эту неделю «путешествия» я видела все грани мелких
неудач, от опоздания на поезд до оторванной подошвы, а к воскресенью мне перенесли сроки сдачи квартиры. бам.
еще пять месяцев снимать квартиру, одновременно выплачивая две ипотеки: это крупная неудача или мелкая? потерять три тыщи долларов и надежду на ровном месте — это стрем или норм?
| |
| | мысли о бездомности, обмусоленные в сотне писем, стали моей писательской занозой.
я бы могла думать о различных человеческих жидкостях, бренности тела, семиотике,произношении и диалектах, вкусах прошлого, нагори, кладбищах, индейцах и моряках,священниках и совращении невинных, тяжести и вязкости воды, могла бы думать об огромном ките, в конце концов,о раздвоении личности и внутреннем ребенке.
будь я не писателем, а нормальным человеком,
думала бы сейчас о своем настоящем, внешнем ребенке, ходила бы с ней на гимнастику для малышей и готовила кукурузную кашу.
но нет.
все мимо; тема моей вечеринки — бездомность.
диджей sтрадание, dress code грустные глаза.
еще на полгода я остаюсь без своего жилья, чтобы почувствовать последнюю волну неприкаянности и пустоты. и конечно, однажды я зайду в эту квартиру и увижу деревья в окнах, включу строительную лампочку с холодным светом, брякну ключами и сяду прямо
на пыльный пол; но бездомность моя не закончится банальным ремонтом,просто у меня появится первый собственный штаб, база, самая настоящая детская комната, где можно красить стены и приклеивать постеры сколько захочешь. | |
| | незнакомец, я столько говорила о бездомности,
но никогда не объясняла тебе, откуда ее принесло. попробую по порядку:
первый год своей жизни я прожила в деревенском белом доме с синими ставнями (буквально!). дальше я жила с папой, иногда оставалась у бабушки.
к школе обе родные мне квартиры были проданы, и я начала жить в «трешке на ленина», которой все очень гордились: меня эта квартира сразу же напугала.
во-первых, ее продала какая-то подозрительная тетка, у которой умерло несколькомужей, во-вторых, папа решил снести абсолютно все стены и начать ремонт с нуля.
впечатление было грандиозное, и все в этой квартире начало идти паршиво, все вечно ругались и бесновались, сосед слева повесился, соседка справа жарила семечки на продажу, а меня перекидывали из комнаты в комнату — нечего привыкать, и вещей у меня было ничтожно мало: «ты можешь занять две полки в шкафу».
быть может я слишком чувствительный человек, но после всякого плохого, случившегося в той «трешке на ленина», я больше не хотела туда возвращаться.
слезы, кровь, разбитые зеркала и кружки, летящие в стену: самое яркое, что осталось в памяти. и я до сих пор прописана по этому адресу, и мне до сих пор думается, что это накладывает какой-то кошмарный теневой бан на мою жизнь.
дальше — пятнадцать лет съемных квартир, каждая из которых была больше домом, чем тот, родительский: в чьих-то коридорах стояли холодильники из кофеен, в зеркалах отражался беременный живот, кролик сгрызал хозяйские обои, маленькая девочка училась ползать и переворачиваться на чужих диванах и коврах. ничего страшного в этой бездомности я не увидела, наоборот, она меня согрела и вырастила, сделала человеком, живущим-где-угодно. | |
| | и все же меня разбивает новость о том, что придется ждать еще полгода. мне кажется, что бездомность вышла на новый уровень, возросла и расширилась; теперь я хочу искать дом в других городах и странах, и дело уже вовсе не в квадратных метрах. мой персонаж в книге, Нина, описывает этот опыт заранее, так как живет она в будущем:
«Когда ремонт был завершен, Нину захватила новая идея: свалить из этой квартиры.
Поехать куда угодно, сдать свое жилье в аренду, взять только самое необходимое, и переезжать до тех пор, пока не вернутся чувства.»
и что же: мне никак не перейти в будущее, я будто жду самолет, который задерживается, но нахожусь при этом в Петербурге, связанная по рукам и ногам дополнительными платежами. и жду я этот самолет не в аэропорту Tout Le Monde, где есть развлечения и
магазины, а в шаттл-автобусе: холодном, грустном автобусе, который продувается насквозь ветром.
представьте, пять месяцев в Петербурге равны пяти часам в таком автобусе, где нужно стоять и наблюдать взлетные полосы из окна, но никак не иметь возможности начать движение. | |
| | p.s/
я пытаюсь изучить феномен бездомности, заглянуть в самое его сердце, описывая в книге
персонажа гера Ланга — пожилого немца, который лишился своей квартиры, работы и
детей в возрасте 56 лет. на момент действия ему больше семидесяти, освоившись в
городской среде, он чувствует безопасность в некоторой потерянности с радаров,
особенно после того, как подвергся преследованию. он использует систему и город себе
на пользу, и даже пособия, которые он получает, идут в накопительный счет для детей.
история Бримена Ланга возникла в моей голове как раздутая гипербола жертвы
родителя, способного отказаться от комфорта сиюминутного ради будущего своего
ребенка. конечно, последние годы, в которых было так много миграционных процессов
ради жизни в мирных странах, дали мне новые образы матерей и отцов — совершенно
разных, выступающих в прокуренных клубах под псевдонимами, быстро освоивших
несколько диджитал профессий, смелых, терпеливых. я думаю об их детях, которые
вырастут с пачкой паспортов и будут болтать на трех языках.
и очень банально хочется верить, что мир станет совсем другим —
пусть в нем будет поменьше слов и побольше дела, побольше храбрости и любви.
***
но пока я торчу в этом автобусе и пишу свою книгу, ради чего?
думаю, ты уже догадался, незнакомец.
не грусти, будем на связи; допишем, издадим,
и обязательно отправим тебе подписанный экземплярчик
за поддержку в этом чертовом автобусе.
ХО-ХО | |
| | изображения найдены на Pinterest.com и использованы только в иллюстративных целях | |
| |
